Ряд документов 1771-1772 годов о событиях, предшествующих началу крестьянской войны под предводительством Е.И. Пугачева
Размещаются первые 4 документа, из которых наглядно видно, каково было состояние яицких казаков, а также описывается восстание казаков в 1772 году. Эти события важны для понимания дальнейшего. Со следующего материала начнется размещение документов, имеющих самое непосредственное отношение к казахам, в первую очередь, населяющим территорию современного запада Казахстана.
Документы предваряет поясняющий тест – предисловие, кратко описывающие полувековой период казахско-русских отношений (1771-1821 годы).Напомню, что упоминаемый в документах Яицкий городок — это нынешний Уральск. Но тогда еще Урал назывался Яиком, соответственно — городок — Яицкий.
Казахско-русские отношения в XVIII-XIX веках (1771-1867 годы). Алма-ата. Наука. 1964
(Сборник документов и материалов))
РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ
1771-1821 годы
ПРЕДИСЛОВИЕ
Сборник документальных материалов «Казахско-русские отношения в XVIII-XIX вв.» является вторым томом документов о связях между Казахстаном и Россией, публикация которых была начата Институтом истории, археологии и этнографии Академии наук Казахской ССР и Центральным государственным архивом Казахской ССР в 1961 г. 1
В сборнике содержатся материалы, относящиеся к 1771-1867 гг. и отражающие период казахско-русских отношений от крестьянской войны под предводительством Е.И. Пугачева до завершения присоединения Казахстана к России и введения в нем общероссийской системы управления. Заключительные документы сборника относятся к 1867 г.
Составители сборника не ставили перед собой цели раскрыть все события исследуемой эпохи, хотя материалы, представленные в нем, отражают самые различные аспекты русско-казахских отношений в указанный период. Основными вопросами сборника являются: вопрос об участии казахов в крестьянской войне под предводительством Е. Пугачева, о ханстве Аблая, о событиях, связанных с антиколониальными восстаниями под предводительством Срыма Датова, Исатая Тайманова, Есета Котибарова, Джанхожи Нурмухаммедова, о восстании казахов против Кокандского ханства. В сборник вошли некоторые материалы о феодально-монархических движениях султанов Саржана Касымова и Кенесары Касымова. В нем рассматриваются вопросы присоединения Старшего жуза к России, развития торговли, оседлости и землепашества, о проникновении русской культуры в казахскую степь, о взаимоотношениях казахов с Хивой, Кокандом, Бухарой.
Эти вопросы частично нашли свое отражение в публиковавшихся ранее документальных сборниках 2. Составители учли это обстоятельство при отборе материалов. Абсолютное большинство документов, представленных в сборнике, публикуются впервые.
Усиление крепостнической эксплуатации, рост помещичьего гнета пробуждали в крестьянстве ненависть к эксплуататорским классам, поднимали его на борьбу. Достаточно указать, что с 1762 г. по 1772 г. в России произошло более сорока крупных выступлений крестьян и работных людей; происходило брожение среди яицкого казачества.
В первой половине 1773 г. на Яик приезжает Емельян Пугачев, к которому начали стекаться недовольные царизмом рядовые казаки и крестьяне. Весть о появлении Пугачева (под именем Петра III) быстро распространилась и по казахским аулам.
Известно, что Пугачев направлял гонцов с письмами во все концы России, в том числе и в Казахстан. В одном из писем, направленном через связного Акжола к Досали, Пугачев просит хана прислать аманата и своих детей с войском, «повелевая при этом российским подданным (имеются в виду царские чиновники, колонизаторы.—Авт.) сколько можно делать притеснения и злодейства» 3. Получив это письмо, Досали тотчас же ответил: «Весь народ наш без всякого сомнения препочли Вас за государя, и прося от господа бога, чтобы он желаемое Вам вручил…» Вскоре Досали отправил к Пугачеву своего сына Сеидали с отрядом в 200 джигитов, который принял участие в осаде Оренбурга. В боевых действиях отрядов Пугачева участвовали и другие группы казахов.
Как известно, крестьянское восстание под предводительством Е.И. Пугачева было жестоко подавлено. Были рассеяны и казахские отряды, участвовавшие в движении. В подавлении восстания царским войскам помогали и представители казахской феодальной верхушки, о чем свидетельствует грамота Екатерины II, данная хану Нурали, где она благодарит его за оказанную помощь в борьбе с Пугачевым.
Причины поражения крестьянской войны под предводительством Пугачева общеизвестны. Но следует добавить, что в рассматриваемый период между верхушкой яицкого казачества, с одной стороны, и казахским населением, с другой, шла беспрерывная борьба за земли, расположенные в районе р. Урала. К моменту появления Пугачева на Яике аграрный вопрос приобрел особо острый характер. Напомним, что в первый же период крестьянской войны, обращаясь к русскому, башкирскому, казахскому и другим народам, Пугачев «жаловал их свинцом, лесами, землей, лугами» и т.п., но это обещание по отношению к казахам не было выполнено. На этой основе уже в начальный период восстания сложилось взаимное недоверие между казачеством и казахским населением. Это ослабляло позиции восставших. Надо иметь в виду и то, что царизм для подавления крестьянской войны умело использовал национальную рознь. Например, против восставших казахов действовал крупный воинский отряд калмыцкой кавалерии полковника князя Дундукова.
Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачева имела большое значение для казахского народа. В этой войне казахи вместе с русскими и представителями других национальностей выступили против царизма, в ней проявилась общность интересов трудящихся всех народов России.
После поражения крестьянской войны чиновники царской администрации вместе с казахской феодальной знатью продолжают наступление на права казахских трудящихся. Они захватывают принадлежавшие им земли. Более того, согласно указу 1782 г. переход казахов со скотом через Урал допускался только с разрешения царских пограничных властей и после внесения определенной платы. Поборы эти превращались в настоящий грабеж казахского населения. Доведенные до отчаяния, казахи открыто выступили против царизма, ханов и султанов. Это восстание, возглавленное батыром Срымом Датовым (1783-1797 гг.), по-существу явилось продолжением той борьбы, которую начали казахи в отрядах Пугачева. Восстание Срыма Датова подрывало устои ханской власти и способствовало ее ликвидации.
В связи с тем, что это выступление нашло подробное отражение в т. IV сборника «Материалы по истории Казахской ССР», составители ограничились публикацией лишь тех документов, которые не вошли в указанный сборник.
Во время крестьянской войны под предводительством Е.И. Пугачева и восстания Срыма Датова экономика в Младшем и Среднем жузах была подорвана. Казахские трудящиеся испытывали земельный голод. В поисках новых земель начинается переселение казахов из Младшего жуза в район между Уралом и Волгой, что способствовало образованию в 1801 г. так называемого Букеевского ханства.
К этому времени выявилась неспособность ханской власти справиться с междоусобцами в степи. К тому же, и правящие круги царской России не могли мириться с дальнейшим существованием ханской власти. После смерти хана Среднего жуза Вали (1819 г.) царское правительство решило больше ханов не назначать. В 1822 г. был принят «Устав о сибирских киргизах», разработанный М. Сперанским, и в 1824 г. ханская власть в Среднем жузе была ликвидирована.
Несмотря на то, что «Устав о сибирских киргизах» носил колониальный характер, он сыграл и положительную роль. Было создано более стройное административное управление (внутренние и внешние окружные приказы). Казахи вновь созданных округов, в случае нападения на них соседних феодальных государств, получили организованную защиту со стороны воинских команд, прикомандированных к окружным приказам.
Много нового материала дается в сборнике о принятии русского подданства казахами Старшего жуза. Как известно, первая такая попытка была предпринята еще в 30-х годах XVIII в. Но в связи со сложной международной обстановкой и отдаленностью от России, она не увенчалась успехом. Один из активных сторонников принятия русского подданства, хан Жолбарыс, был убит в Ташкенте в 1740 г. До 20-х годов XIX в. вопрос о русском подданстве казахов Старшего жуза разрешен не был. В 20-х — 40-х годах XIX в. положение Старшего жуза еще более ухудшилось. Большая часть казахов Старшего жуза еще находилась в зависимости от Кокандского ханства.
В 1832 году султан Старшего жуза Суюк Аблайханов направил в Аягузский окружной приказ письмо, в котором сообщал о многочисленных беззакониях и поборах, чинимых кокандскими феодалами: «Кокандцы, прибывшие с воли ташкентского кушбека,— говорится в письме,— взыскали с подведомственной мне волости пошлину пo штуке с сорока, тридцати и даже двадцати баранов». О самоуправствах кокандцев на территории Старшего жуза сообщается и в других документах.
Постоянные беззакония и грабежи кокандских феодалов вызывали возмущение трудящихся казахов. Так, в середине 1832 г. казахи напали на кокандский отряд сборщиков налогов и истребили 56 человек.
Казахи Старшего жуза не могли, естественно, сами, без помощи России, освободиться из-под гнета кокандских ханов. В письме к губернатору Омской области они просили оказать им эту помощь. «Киргизы весьма слезно плачут,— говорится в этом письме,— что если они (казахи. — Авт.) действительно подданные России, то почему же им со стороны оной нет никакой защиты».
Еще в 1819 г. Суюк Аблайханов с подведомственными ему казахами был принят в русское подданство, но этот акт носил лишь юридический характер, поскольку фактически Старший жуз оставался в зависимости от кокандского ханства. В 1824 г. принятие Старшего жуза в подданство России было подтверждено грамотой императора Александра I.
Особенно остро вопрос о подданстве встал в 30-х годах XIX в. В 1831 г. Суюк Аблайханов настоятельно просит генерал-губернатора Западной Сибири открыть на территории Старшего жуза специальный округ, «построить дом и мечеть и командировать воинский отряд» для защиты от Кокандского ханства.
Лишь к концу первой половины XIX в., а именно в 1845 г., часть казахов Старшего жуза фактически перешла в подданство России, а в 1847 г. в русское подданство перешли и остальные казахи Старшего жуза. Таким образом, в основном завершился процесс присоединения Казахстана к России.
Документы показывают, как происходит развитие производительных сил в Казахстане, как меняются в связи с этим формы хозяйствования, начинают возникать условия для развития товарного производства.
С развитием всероссийского рынка и ростом торговли, влияние экономики России постепенно стало сказываться на экономике Казахстана. Казахстан все более втягивался в рыночные отношения. По далеко неполным данным только в 1776 г. в Оренбурге и Троицке казахами было продано скота на сумму около 6000 руб. «Народ киргис-кайсацкой…,— пишет уфимский и симбирский наместник О. Игельстром,— приезжали на мену великим числом (разр. наша.—Авт.) и случалось, что в день одних баранов 14 тысяч выменивали». Казахское население покупало у русских купцов сукна, металлические изделия, хлеб и другие товары. В 1779 г., например, по неполным данным, казахи закупили более 62 тыс. пудов хлеба.
Развитие торговли и обмена, в свою очередь, вело к разложению натурального хозяйства и появлению казахских купцов и алыпсатаров (перекупщиков). Появляется значительное число лиц, работающих по найму. Только в 1820 г. казахам Оренбургского ведомства было выдано свыше 9000 билетов на право отходничества.
Значительную роль в укреплении торговых, политических, экономических и культурных связей между русским и казахским населением сыграли такие города и населенные пункты, как Семипалатинск, Усть-Каменогорск, Павлодар, и др.
В первой половине XIX в. в России в недрах феодального строя продолжали развиваться новые, капиталистические отношения. Растет число промышленных предприятий, количество вольнонаемных рабочих. Появляется машинное производство.
В этот период возрастает значение Казахстана как рынка сбыта русского хлеба и промышленных товаров, растет экономическая заинтересованность русских промышленников в казахстанском сырье. Казахстан превращался в сырьевую базу растущей русской промышленности. Уже в 1829 г. в донесении Коллегии иностранных дел Николаю I остро ставится вопрос об использовании сырьевых ресурсов Казахстана в русской промышленности. В это время русские горнопромышленники начинают вкладывать свои капиталы в разработку полезных ископаемых. В 1852 г. горнопромышленнику Попову была представлена площадь «пространством в семь квадратных верст» на льготных условиях. Тот же Попов и другие горнопромышленники освобождались на десять лет от внесения в казну установленного налога. В 1854 г. особым царским указом было предусмотрено, что «киргизские султаны и другие имеющие чины почетные киргизы могут производить золотой промысел в Киргизской степи». Экономика России оказывала все большее влияние на отсталое хозяйство Казахстана. Увеличилось число казахских хозяйств, переходящих к оседлости и земледелию, развивалось товарное производство и торговля. В сборнике публикуется ряд документов, подтверждающих это.
Присоединение Казахстана к России имело прогрессивные последствия. Русский народ, его экономика и культура, русский пролетариат и его революционные традиции оказали решающее влияние на судьбы казахского народа, который после Великой Октябрьской социалистической революции стал на широкий путь политического, экономического и культурного развития.
***
При составлении сборника были использованы фонды следующих государственных архивов:
Центрального государственного архива древних актов СССР — ЦГАДА (Москва), — фонды № 210 и 1100 (Канцелярия оренбургского губернатора И.А. Рейнсдорпа);
Архива внешней политики России — АВПР (Москва) — фонды: Главного архива Азиатского департамента МИД, I—1, III—1, I—7, I—9, 1—10, II—25, II—33, 122 (Киргиз-кайсацкие дела);
Центрального государственного военно-исторического архива — ЦГВИА СССР (Москва) — фонды: ВУА (Военно-ученый архив), 52 (Потемкин-Таврический Г.А.), 395 (Инспекторский департамент), 483 (Военные действия в Средней Азии), 489, 1450 (Управление Иркутского военного округа);
Филиала Центрального государственного военно-исторического архива морского флота — ЦГВИАМФ (Ленинград) — фонд 4 (Казачий отдел Главного штаба — Главное управление казачьих войск);
Центрального государственного исторического архива в Ленинграде — ЦГИАЛ (Ленинград) — фонды 1147 (Государственный совет), 967 (Колпаковский Г., генерал-губернатор Степного края), 1264 (Первый Сибирский комитет), 1265 (Второй Сибирский комитет);
Центрального государственного архива Казахской ССР — ЦГА КазССР — фонды: 4 (Оренбургская пограничная комиссия), 15 (Семипалатинское областное правление), 78 (Временный совет по управлению Внутренней киргизской ордой), 374 (Пограничное управление сибирскими киргизами), 382 (Управление командующего Сырдарьинской линией), 385 (Управляющий туземным населением правого фланга Туркестанской области), 478 (Семипалатинская таможня), 383 (Управление киргизами Сырдарьинской линии), 384 (Управление коменданта форта № 1), 798 (Павлодарская таможенная застава), 799 (Устькаменогорская таможенная застава), 806 (Канцелярия начальника Сибирского таможенного округа);
Государственного архива Омской области — фонды: 2 (Западносибирский генерал-губернатор), 3 (Главное управление Западной Сибири), 4 (Начальник сухопутных сообщений Западной Сибири), 6 (Штаб Отдельного сибирского корпуса), 75 (Штаб Сибирского казачьего войска);
Архива Казанского государственного университета им. В.И. Ульянова (Ленина).
Публикуемые в сборнике документы включают грамоты русских императоров, указы Сената, Коллегии иностранных дел, Азиатского Департамента; донесения, экстракты, представления, инструкции, обзоры, годовые отчеты и рапорты губернаторов, председателя Оренбургской пограничной комиссии, комендантов крепостей, начальников укрепленных линий, таможенных учреждений и других лиц и ведомств.
К концу XVIII в., т. е. к моменту завершения перехода Младшего и Среднего жузов в подданство России, царская администрация стала направлять в Казахстан гражданских и военных чиновников. Их донесения, журнальные записи, дневники, рапорты, сообщения, публикуемые в сборнике, также представляют большой интерес.
В середине XIX в., в связи с завершением присоединения казахских земель к России, отмечается активизация среднеазиатских ханов в Казахстане. Поэтому составители сочли нужным включить в сборник документы, отражающие прямое вмешательство среднеазиатских ханов во внутренние дела казахов и их подстрекательскую деятельность против русского подданства, налеты ханских вооруженных отрядов на мирные казахские аулы, убийства мирного казахского населения, увод в плен людей, угон скота, о непосильных поборах, а также о восстаниях казахов против гнета среднеазиатских ханств.
Публикуемые документы освещают отношения Казахстана со среднеазиатскими ханствами, а также, частично, с киргизами. Как уже указывалось, материалы сборника охватывают период с 1771 г. по 1867 г. включительно. Материалы расположены в хронологической последовательности.
Авторами публикуемых документов, как правило, являются представители господствующих классов. Этим объясняется, что в некоторой части документов имеют место беспочвенные выводы, пренебрежительный тон по отношению к казахскому населению. Все это заставляет критически относиться к данным материалам.
Тексты русских документов конца XVIII в. переданы в орфографии подлинника, этим объясняется отсутствие единообразия в написании одних и тех же слов. Знаки препинания расставлены согласно современным правилам пунктуации. Текст документов XIX в. передается по новой орфографии.
Археографическая обработка документов произведена согласно существующим «Правилам издания исторических документов» (М., 1955). Все собственные имена, термины и географические названия того времени оставлены в транскрипции подлинника («Кишмурун» вместо «Кушмурун», «Эле» вместо «Или», «Кокан» вместо «Коканд» и т.д.).
Документы сборника сведены в три раздела с сохранением хронологической последовательности внутри разделов. Первый раздел включает материалы за 1771-1821 гг., т.е. до принятия так называемого «Устава о сибирских киргизах», второй — за 1822-1847 гг., т.е. до завершения перехода казахов Старшего жуза в русское подданство, третий раздел — за 1848-1867 гг., т.е. до осуществления административной реформы в Казахстане.
В приложениях к сборнику даны: 1) перечень документов, 2) географический указатель, 3) именной указатель, 4) терминологический указатель, 5) список сокращений, 6) перечень иллюстраций.
Публикуемые в сборнике документы и материалы в основном выявлены Ф.Н. Киреевым, В.Я. Басиным, Т.Ж. Шоинбаевым; частично использованы материалы первой половины XIX в., собранные В.Ф. Шахматовым. В археографической обработке материалов XVIII в. участвовали также и составители первого тома. В вычитке и сверке материалов принимали участие научные сотрудники А.А. Ибрагимова, Н.Н. Мингулов и лаборант В.М. Моржанов.
Том подготовлен к печати основными составителями Ф.Н. Киреевым, В.Я. Басиным, ими же написано предисловие.
Комментарии
1. «Казахско-русские отношения в XVI-XVIII вв. (Сборник документов и материалов)». Изд. АН КазССР, Алма-Ата, 1961.
2. См., напр.: «Материалы по истории Казахской ССР», т. IV. Подг. к печати под руководством проф. М.П. Вяткина. М.-Л., 1940; «Вопросы по истории политического строя Казахстана». Под ред. С.З. Зиманова. Алма-Ата, 1960 и др.
3. Здесь и далее см. документы сборника.
№ 1
1771 г. июль. — Челобитная Л. Шапошникова, Ф. Морковцева и др. от имени яицкого войска имп. Екатерине II по поводу угнетения рядовых казаков.
Всепресветлейшая, державнейшая, великая государыня императрица Екатерина Алексеевна, самодержица всероссийская, государыня всемилостивейшая.
Бьют челом В.и.в. всеподданейшии рабы: от войска яицкого сотник Логин Шапошников, Федот Морковцев, Василий Горохов, Иван Герасимов, Петр Краденов, рядовые Иван Ерин, Петр Герасимов, Петр Замешаев.
О чем наше прошение, тому следуют пункты. Происходящая от В.и.в. богоподанныя все высочайшия милосердия ко всем верноподанным означенное и неизреченное матерное попечение и обидимым покровительство, чего для всеподданейшие рабы осмелилися от имени яицкого войска, подвергнув себя ко священным неизреченное стопам, горечных слез, всерабственно просить высокомонаршеского милостивого защищения и помилования.
1. В прошлом 1770-м г. поданным на высочайшее В.и.в. имя челобитьем просили на всю нашу Яицкую войсковую канцелярию и на присутствующих атамана Петра Танбовцова и старшин Алексея Митрясова, Матвея Суетина и на протчих по той канцелярии старшин во учиненных от них к нам притеснениях и разорениях; и по просьбе нашей от В.и.в. о нашем разорении послан был от В.и.в. лейб-гвардии Семеновского полку г-н капитан Дурнов да г-н генерал-майор Давыдов з данным за подписанием В.и.в. руки указом, а у нас при войске яицке явилося посредственников довольно, один штап-, а других и обер-офицеров.
2. А как прибыв к нам в войско Яицкое капитан Дурнов и генерал-майор Давыдов по данному от В.и.в. указу не исполнил первые пункты, оставя штрафа, положенного от Гос. воен. колл., старшин не взыскал, також хлебного и денежного жалованья за неполучением войско яицкое за шесть лет не удовольствовал, старшин от войсковой канцелярии не отрешил, а только начинают последние пункты счетную комиссию о расходах и приходах денежной казны войсковой сумме, ибо у оных старшин как канцелярия, так расходные и приходные книги на руках, не за отрешением их от канцелярии исщесть никак невозможно, потому что щетчики будут в команде, но они на тех щетчиков и взирать не будут, да и тому ж еще опасайся от них худых представлениев; в чем на нас и прежде в Гос. воен. колл. представляли понапрасну, и расскаяся сами в тех напрасных представлениях.
3. Почему, видя атаман с старшинами себе послабление от генерал-майора Давыдова и ст капитана Дурнова, начале казаков заковывать в железа и плетьми сечь и тем на войско немалой страх наводить, почему генерал-майор Давыдов дал нашему атаману с старшинами послабление, начал сам в своей квартире бить казаков несносными побоями и смертельно мучил Андрея Летошина и казака Ягапова по доносу казака Михаила Мостовщикова; но сказал им Мостовщиков: «Мы-де с вами не так поступим, что при Черепове, начнем-де по вас и ис пушек стрелять». Почему казаки напротив того сказали: «И ныне-де на зачинающих бог, у вас-де руки и у нас не крюки». Но по тому его доносу постя генерал в притчину, взяв казаков, мучил смертно, едва живы. И пушки поставя против своего двора, да и по ночам офицеры с командою по домам разъезжали, ис которых казаков з женами и детьми выгнали и домы запустошили, но и большей страх на войско навели. Також и капитан Дурнов в своей квартире сотника Логина Шапошникова мучил по какой притчине; но видя войско, что правосудия и зашищения ни от ково сыскать неможно, послали оного сотника просить у г-на капитана пашпорта до главной команды, но он нача ево нещадно в своей квартире и своих рук мучить, и отослал в войсковую канцелярию, приказал его заковать, почему тот сотник, видя что в великой беде, притекнул з жалобою к В.и.в. под защищение и покровительство. Но нам в том разсудилось, что он, не чувствуя данного от В.и.в. наставления, да и других, кто потребует жалованья, таковых атаману приказывает бить смертельно и видя, войско, от всех обороны не предвится, но одно разорение и вводят войско в порок, ревность и службы наши ни во что вменяют, а мы прежним монархом службы свои отправляли с похвалою и без всякого нарекания.
4. Прошедшую ж зиму В.и.в. войско яицкое всегда в разных партиях находилось за ушедшими калмыками волской орды, и как перешли войско чрез Яик-реку между фарпостов Красных Яров и Полковничьева, и нагнав калмыцкой орды при урочищах Индерских гор, идущим за намесником ханства, за первую ушедшею ордою в дальнем расстоянии, начав их уговаривать, дабы они склониться могли под власть В.и.в., и службы бы отправляли по-прежнему; но они на те наши уговоры не склонилися и начали поступать военною рукою на крепкое В.и.в. оружие. Почему с таковыми сражение учинили и их в смерть побили, а жен и детей в плен побрали, а как от оных возвратилися ехать на внутреннюю сторону Яика-реки, то еще встретилися нам той же орды тысяч по двадцати при мурзах Асерхе и Марше, и оные начали бо военною рукою поступать, причем и у нас пушки наведены были, однако чрез двои сутки едва уговорить могли и под власть В.и.в. склонили, которых взяв, и верх Яика-реки до Яицкого городка взогнали. Итако, не дошед до города кочевьем, они расположилися до вешнего времяни для исправности своего скота, а как весна наступила, то отправлен с ними атаман Иван Ульянов со стами человеками для провожания к Волге-реке.
5. А уже от таковых частых походов кони пришли в великой упадок и в настоящую худобу, к тому приказывая атаман еще нанимать в Кизляр пятьсот человек, а небезизвестно В.и.в., что у нас в Кизляре в службе В.и.в. находится пятьсот человек, да у нас же и киргизская орда весьма не в спокой, и прошлого года немалые В.и.в. учинили ущербу и казаков по фарпостам побили; к чему войско, видя в таком изнурении, в худобе своих коней, начели просить от войскового атамана заслуженного В.и.в. жалованья за шесть лет, дабы было чем себя, а паче коней исправить, а службы-де мы е.и.в. не отрекаемся итти, и таковых захватывая, заковывая в железа, иных секли нещадно плетьми; а хотя нынешную зиму рыболовство и происходило, и то не в само настоящее время, к чему войско пришло в самое крайнее разорение и убожество; первое, хотя рыболовство происходило не вовремя, жалованья В.и.в. шестой год не имеем, командиры бьют и мучат несносными побоями, иной от таковых побои несносных и смерть принял. К тому уже доходит, что войсковой атаман Танбовцев с своими согласниками желает, чтоб мы лишены службы были В.и.в., прошедшего лета не допустя нас, бедных, до сенных покосов, а косил своими согласниками, а хотя войско и допустил и то в настоящею осень к зимнему временю; також и осеннего раболовства лишил, а только лов происходил своими ж согласниками, а войско бедное во всем от них великия нужды и изнурение претерпевает. Уже по нестерпимости своей согласяся войско, и написав с настоящей копии копию, а когда стал войсковой круг, тогда в круг с той копии войско выслало сотника Тимофея Севрюгина, которой подал войсковому атаману в руки, а сам Севрюгин той копии в кругу не читал. Итако, спустя многое время, начали Севрюгина сыскивать, якобы он переписывая настоящую копию, но оные наводы от старшин ложные, дабы чем правду погубить, видя тот Севрюгин, что на него напрасно худые наводы, от того и дому своего лишился.
6. К чему видя, что правосудия себе сыскать не можем, принуждены притече к главной команде, нача просить команде его высокографского сиятельства Захара Григорьевича Чернышева и подавали на имя В.и.в. прошение неоднакратно, только от нас, бедных, принять не мог, а приказывая всем, собравшись, притти. Однако мы опасны, как прошлого года, захватывая нас, и под караул сажали, в военную коллегию.
7. Оной же войсковой атаман Танбовцев своими старшинами не ведался, что калмыцкая волская орда движение имеет чрез Яик-реку, a от ково ловящие рыбу на степной речке Узени нашего войска и как оная орда на них наехав, то иных покололи, а протчие в плен взяты, а другия в камыши прихранилися. Итако, прибежав в войско, об оной орде объявили атаману. К чему войско начало у войскового атамана проситца сот до пяти, дабы ехать вниз по Яику-реке для охранения крепости и фарпостов, но он, атаман, начал другое. Выбрав атаманом старшину Нефеда Мостовщикова с пятистами человеками и послал за ушедшими калмыками, кои в нашем имянном казачьем списке находилися до двадцати человек, и тех нерадением своим не догнал и назат возвратился, а все не для чего, дабы нас привесть в бессловие, а паче в раззорение; а как оные калмыки к Яику-реке подошли, то пожгли четыре фарпоста, жен и детей наших покололи, но все явилось нерадение войскового атамана с старшинами, а ежели бы они тогдашенее время для закрытия тех фарпостов казаков командировали, то б, конечно, те фарпосты благополучны были.
8. В.и.в. о верности своей доносим, что в бытность у нас при войске яицке в ссорах посредственниками довольно как генералитету, так штап- и обер-офицеров, только правосудов мало было, кроме присланного от В.и.в. в 1767-м г. лейб-гвардии Преображенского полку г-на капитана Чебышева, которой видно В.и.в. как закон божей, так и правы В.и.в. наблюдает.
9. Защити нас, бедных, В.и.в., от руки сильных, дабы мы остановилися по грамотам В.и.в. и указом со всяким удовольствием, уже мы, бедные, во отечестве своем жития мало имеем, за нисхождение В.и.в. ко всеподданейшим нам рабам, всевышний творец невидимо низпошлет В.и.в. и наследнику всероссийского престола Павлу Петровичу вся благая, чего мы всеподданейшим от всего сердца радостно желаем.
И дабы высочайшим В.и.в. указом повелено было сие наше рабское прошение всепросветлейшие руки принять и просим всеподданеейших нас, бедных, снабдить от наших старшин противу беззаконных их поступков, наглого разорения, высочайшею десницею защитить и оборонить, а о недаче на войско жалованья денежного и хлебного всемилостивейше просим из высочайшей императорской милости удовольствовать, також и от генерал-майора Давыдова и от капитана Дурнова своею монаршею десницею в их к нам обидах, яко сообщники с нашими командирами, защитить, ибо мы бы от их нападков лишены бы не были своего отечества и о всем полагаемся на Вашу высокомонаршескую волю.
Всемилостивейшая государыня, слезно просим В.и.в. о сем же всеподданейшем прошении решение учинить.
К сему прошению вместо вышеписанных сотников и рядовых казаков по их прошению и за себя казак Иван Ерин руку приложил.
ЦГАДА СССР, ф. 210, раз. X, д. 553, ч. XXXVI, лл. 21-28.
№ 2
1772 г. января 15. — Челобитная яицких казаков имп. Екатерине II в связи с восстанием казаков, направленным против старшинской группы.
Всепресветлейшая, державнейшая великая государыня имп. Екатерина Алексеевна, самодержица всероссийская, государыня всемилостивейшая, бьют челом всеподданейшии рабы, верныя слуги, яицкия атаманы и казаки и все войско яицкое.
В.и.в. довольно известно, сколь великия и несносные нам, нижайшим, от бывшего войскового атамана Бородина с старшинами причинены обиды и притеснения, в которых по прошению нашему, а по милостивейшим В.и.в. указам производилось следствие седьм лет, чрез которое все время мы, В.и.в. всеподданейши рабы, до крайнего разорения приведены; и при том следствии как бывшей атаман Бородин, так и протчия старшины винными найдены, за которыми и причлось наших войсковых денег 10 162 руб. 46 1/2 коп., но Гос. воен. колл. написала с них ко взысканию точию третью часть, а достальныя две части по имянному В.и.в., состоявшемуся в 1762-м г. сентября 22-го дня всемилостивейшему указу с них сложила, но понеже по тому всемилостивейшему В.и.в. указу прощены неумышленныя начеты до пятисот рублев казенныя, а не наши войсковыя, общественныя, которыя должно все взыскать. Но, однако, хотя Гос. воен. колл. и третью часть взыскать определила, но токмо и третья часть поныне не взыскана, и хотя уже бывшей атаман Бородин с старшинами виновными найдены, но Гос. воен. колл., не учиня им за то надлежащего возмездия, а только посылала из нас в Сибирь и в Гурьев-городок по нескольку человек казаков, что многии казаки безвинно и притерпели, а потому войсковой канцеляри[и] присутствующия старшины Матвей Суетин с протчими, оставшись свободными, и причиняли нам всякое крайнее притеснение, так как в наряде легионной команды несколько человек замучили до смерти, не упоминая того, что до четырехсот человек довольное время под караулом содержали и чрез то жены их и дети лишились всякого пропитания и принуждены были скитатца по миру. А притом за шесть лет определенного от В.и.в. денежного жалованья не производили и куда оное девали, неизвестно, а нам знать не давали. А сверх того общественных наших рыбных промыслов лишили, а допущали во оныя наши войсковыя промыслы одних согласных им казаков, которыя, пользуясь тем, чтоб старшины не захотели, то все ради того в их удовольствие и делали, почему В.и.в., снисходя на просьбу нашу и видя нас крайне обиженных, и приказали удержанным за все годы жалованьем немедленно нас удовольствовать, а присутствующих старшин, ежели они положенного на них денежного штрафа поныне не заплатили, от присудствия отрешить и, тот денежной штраф взыскав, нам возвратить; но токмо ни денежное жалованье, ни положенной с старшин штраф нам не возвращен и не удовольствованы, но и присутствующия старшины от присутствия их не отрешены, которые положенной на них штраф точно и поныне весь не заплатили, чем они то отрешение в силе имянного В.и.в. высочайшего указа и заслужили; и хотя мы несколько просьбу свою о том и производили, но никакого удовольствия нам не учинено, а вместо того начели нас до пятисот человек наряжать в Кизлярскую команду, а понеже как В.и.в., так и Гос. воен. колл. ис посланных пред сим отселя рапортов довольно известно, что на нас, нижайших, имеют намерение нападении учинить киргиз-кайсаки и, разоря все здешние границы, соединитца с турецкою областию. Чего ради и дабы от того киргиз-кайсацкого многочисленного народа как нашему, так и протчим российским жительствам не учинено было важнейшего приключения и раззорения, просили мы, в предохранение всей здешней линии в российских жительств, о оставлении при Яицком городке без выкомандирования в Кизляр команды, яко же и здесь по нынешним нужным обстоятельствам в людях крайняя надобность настоит, что мы нижайши и наблюдали, чтоб в людях урон в интересе В.и.в. ущербу последовать не могло; и хотя мы сколько о том ни старалися, но токмо вместо должного по тому предохранения по силе Военной колл. определения, начели нас, нижайших, смертельно мучить, бороды брить и в драгуны ссылать. Со всем тем, однако, мы все крайне наблюдали, чтоб от нечаенного неприятельского нападения здешнее общество и протчия российский жительства сохранены были, хотя и с великим мучением остатца при Яицком городке и неприятельским и киргиз-кайсакам в намерении препятствовать и высокия В.и.в. интересы защищать и предохранять, но несмотря на то г-н генерал-майор фон Траубенберх и г-н войсковой атаман Тамбовцов с старшинами начели нас, В.и.в. рабов, из домов таскать и немилостиво мучить же. Однако мы все то наблюдали, что в предохранение здешнего общества и высоких Ваших интересов принадлежит, а притом просили, дабы по силе имянного В.и.в. указу в даче нам за шесть лет жалованья, во взыскании со старшин штрафа и в выборе наместо их по войсковому согласию других зделано было нам удовольствие и вычитан нам был о том именной В.и.в. указ и по силе оного имянного указу учинено б было исполнение, к чему мы, собравшись 13 числа сего месяца для той просьбы, шли со святыми иконами, чтоб нам не учинено было безвинного вреда, но г-н генерал Траубенберх и атаман Тамбовцов с старшинами, собрав регулярную команду и всех согласных атаману старшин и казаков вооружейных и разстоновя по всем улицам пушки и заряды их ядрами и картечами, начели по нас, нижайших, стрелять и побили насмерть более ста человек и многих переранили, по каковой доведенной великой крайности принуждены были и мы, нижайши, оборонятца; причем и произошло со обоих сторон от того начатого от регулярной команды и от согласных атаману старшин и казаков стреляния и пальбы напрасное убивство, а притом между того смятения и бывшей при сем произшестви г-н генерал Траунбенберг с протчими убиты, да и войсковой атаман Тамбовцов и старшина Колпаков присудствующим старшиною Суетиным из своих рук срублены, а с войсковой стороны одна только оборона происходила, а напрасное и безвинное кровопролитие от г-на генерала с регулярною командою и от согласных атаману старшин и казаков произошло, как ис приложенных при сем протопопской и афицерских и прочих сказок В.и.в. всемилостивейше усмотреть изволите. А мы уже, всеподданейши В.и.в. рабы, принуждены были оборонятца по крайней и необходимой нужде. В чем, припадая ко священным стопам В.и.в., и предаемся в высочайшую Вашу монаршую власть и благоволение; а теперь, все войско яицкое пришло в тишину и спокойствие и всегда в повелениях В.и.в. находимся и служить до последняя капли крови обязуемся, так как отцы наши и деды, не щадя живота своего, верно и безспорочно служили, точию из высочайшего В.и.в. матерняго милосердия всеподданейше просим, дабы повелено было по притчине чинимого от Гос. воен. колл. нам, нижайшим, напрасного притеснения, вверить нас, всеподданейших рабов, под дирекцию одной персоне, их сиятельствам графам Григорью Григорьевичу или Ивану Григорьевичу Орловым и во всем оставить на прежнем основании, так как и напредь сего предки наши состояли, в силе имянного блаженныя и вечной славы достойныя памяти государя императора Петра Великого указа под дирекциею у г-на генерал-фельдмаршала и ковалера графа Бориса Петровича Шереметьева, а не Военной колл., а более сие предается в высочайшее В.и.в. соизволения.
Всемилостивейшая государыня, просим В.и.в. о сем нашем челобитье решение учинить.
Генваря 15 дня 1772 г.
Челобитную писал войска яицкого войсковой канцелярии писарь Михайла Назаров, за неимением гербовой на простой бумаге; вместо войскового поверенного Василья Трифонова по ево приказу подписал писарь Михайла Михайлов; войсковой повеленный Терентий Сенгилежев; войсковой повеленой Андрей Лосезенев; вместо сотника Ивана Кирпишникова по его приказу подписал Иван Логинов; вместо сотника Семена Паларяшнива и за себя — Алексей Ганшин, сотник подписался; вместо сотников Михаила Чеботарева, Никиты Харчева, Егора Бавилева и за себя сотник Логин Шапошников подписался; Иван Елин; [вместо] сотников Федора Комкова, Данилы Абрамова, Дмитрея Сергеева и за себя сотник Гаврила Еретин подписался; вместо сотников Григора Бачара, Ивана Портнова, Игната Асанова и за себя — сотник Григори Кабанов; вместо сотников Семиена Светникова, Павла Проселетова и за себя сотник Василей Журавлев подписался; вместо сотников Андрея Кавалева, Федота Марковцова, Андрея Язовцова по их прошению сотник Логин Шапошников подписался; вместо сотников Максима Изюмникова, Петра Крадчикова по их прошению сотник Григорий Кабанов подписался; по приказу сотника Андрея Мамонова и за себя руку приложил 1; вместо сотника Ивана Сетьчикова по его приказу племянник ево подписался, Яков Бакаушин; сотники: Иван Герасимов, Кузьма Носов; есаулы: Иван Кузнецов, Емельян Чемеев; вместо сотников Кузьмы Носова, Ивана Герасимова и есаулов Кузнецова и Чемеева по их велению писарь подписался Роман Котятов.
Засвидетельствую — капитан Сергей Дурново.
ЦГВИА СССР, ф. ВУА, 1772 г., д. 143, лл. 1-3 об.
Комментарии
1. Эта строка написана по-татарски, подпись отсутствует.
№ 3
1772 г. марта 26. — Рескрипт имп. Екатерины II оренбургскому губернатору И.Рейнсдорпу в связи с восстанием яицких казаков.
Рескрипт к оренбургскому губернатору Рейнсдорпу.
Уже с данного время войско яицкое, будучи подущаемо несколькими неспокойными и общему благосостоянию завидующими своими казаками, зачинало быть в разврате; и сколько ни старались мы оказанными ему милостьми и снисхождением вывесть его из заблуждения, все наше о том попечение было, однако ж, тщетно. Наконец, позабыв верноподданническую свою должность, и ослепясь злостным и превратным тех вредных людей изтолкованием наших собственных указов, не токмо оказало оно явное непослушание, но и дерзнуло на богомерсзкое убийство начальствующаго в той стороне войсками нашего генерала-майора Траубенберга, войскового своего атамана и других, а также на увечье и задержание отправленного к ним от лица нашего гвардии капитана Дурнова; а при всем том, управляя поныне самовольным и незаконным образом, пребывает в таком еще несообразимом мнении, якоб исполнило оно сим ужасным и ненавистным поступком наше соизволение. Сколь все сие не заслуживает справедливой строгости нашего правосудия, но мы, руководствуясь всегда человеколюбием и матерним нашим о поданных попечением, думаем, что не все войско яицкое, но самая малейшая его часть была виною толикого зла, и что прочия вовлечены были или по своей простоте, или же по незнанию истинного своего блага. В сем мнении, избегая, чтоб невинныя не претерпели вместе с преступниками, и щадя пролитие невинной крови, за благо разсудили мы употребить еще умеренность и чрез Вас увещать первых, чтоб они отстали от скрывающихся между ими злодеев, употребивших всуе имя наше, поколебавших тем общую тишину и затмивших убивством начальников своих славу всегдашней верности и послушания, коею войско яицкое стольк много отличалось. Мы надеемся, что они, видя такое монаршее наше о них благоволение и узнав ложь и собственныя виды сих своих обольстителей, очувствуются, и пришед в прежнее подданическое повиновение, выдадут сами главных зачинщиков и нарушителей их покоя. Естли же и за сим войско яицкое останется в своем жестокосердии и упорстве, тогда неминуемо уже навлечет оно на себя праведный наш гнев вместо ожидаемого им от нас милосердия и пощады.
Для лутчего и общего о сем в войске яицком сведения повелеваем Вам там обнародовать сей наш указ и пребываем Вам в прочем императорскою нашею милостию благосклонны.
ЦГВИА, ф. ВУА, 1772 г., д. 143, лл. 9-10 об. Копия.
№ 4
1172 г. август. — Рапорт лейбгвардии Семеновского полка капитана С. Дурново, выезжавшего в Яицкий городок для расследования по жалобам казаков и о восстании их, имп. Екатерине II.
В.и.в. высочайшим имянным всемилостивейшим указом, будучи, я из тиранских рук яицких казаков освобожден, находился по возвращении моем в С.-Петербург от причиненных мне ран и смертельных побой доныне в крайней слабости и за тем не в силах был В.и.в. по должности моей всеподданейше донести о производстве дел по порученной мне комиссии: а ныне, получа несколько свободы, о всех тамошних произшествиях имею сим всеподданейше представить.
По приезде моем в Яицкой городок февраля 2 дня 1771 г. и дождавшись там генерал-майора Давыдова, следствие по принесенным от сотников и казаков жалобам на старшин, причинающих им разные обиды и притеснении, на основании В.и.в. высочайшего имяннаго указа, данного мне в 31 день декабря 1770 г. нимало мешкая было начато; взяты были от войсковой канцелярии надлежащие ответы, и требовано для щету и доказательства по выбору всего войска поверенных; только они упрямством своим не дали и дело совсем остановили, о чем и В.и.в. марта от 25 дня 1771 г. от меня вообще с генерал-майором Давыдовым с нарочным курьером всеподданейше было донесено, и требовано, что повелено будет чинить, высочайшей резолюции, но указу на то не получено.
Между тем, определенной для щету войсковой суммы нарошной штап-афицер щеты по книгам и документам привел ко оканчанию, только оные не рассматриваны за недачею ж поверенных. А сверх того производились и другия следствия, которые препоручены указом Военн. колл. генерал-майору Давыдову произвести вообще со мною ж; а какое было производство по всем следствиям и за чем остановилось для лутчаго В.и.в. усмотрения, при сем прилагаю краткий экстракт.
А как генерал-майор Давыдов, будучи пожалован губернатором, октября 19 дня 1771 г. из Яицкого городка отъехал в Белгород, до определения от Военн. колл. на место его генерал-майора фон Траубенберха, которой приехал в Яицкий городок декабря 30 дня, находился я почти без всякого дела; по прибытии ж того генерал-майора первое было дело, что во исполнение Военной колл. указа, зачинщики во ослушании наряда в Кизляр, сотники и казаки семь человек высечены были плетьми и отправлены в Оренбург для определения в регулярную службу за конвоем сержанта однаво и двенадцати рядовых. Но только от городка верст с сорок они отъехали, напали на них нечаянно с превеликим криком казаков конных человек до трехсот, зачали стрелять, и арестантов шесть человек отбили, а седьмова, насилу отстреливаясь, сержант с командою удержал и привес обратно в городок; которой дерской и наглой их поступок генерал-майор видя, писал в Оренбург о немедленной прибавке команды, и принята была всякая предосторожность.
Потом, хотя неоднократно збираемы были войсковые круги для наряда, по исполнение В.и.в. высочайшего имянного указа, в Кизляр, однако сотники и казаки противной стороны совсем явились ослушны и в круга почти не ходили, отзываясь, что дожидаются они из Петербурга челобитчиков — сотника Кирпишникова с товарищи, и до приезду их никакова наряду не зделают; а как генваря 10 дня они приехали, и в силе генерального, по случаю заразительной болезни учреждения остановлены были для осмотру за городом, многия казаки непослушные, с женами и с детьми, вышли их встречать, и при осмотре делали приезжие всякие грубости и своевольства, и многие ушли в городок без осмотру в тот же день. Когда явился у меня означенной сотник Кирпишников и я говорил ему, что войско целый год по имянному указу и по многим подтвердительным Военной колл. грамотам команды в Кизляр не отправляют, дожидаясь ево возвращения, и приказывал ему, чтоб он, ежели просили они об отмене той команды, да не отменено, растолковал войску, что отправить ту команду немедленно должно; но он мне ответствовал, что до тово дела ему нет, а что войско хочет, то пусть и делает. На другой день после тово посылал и атаман сказать Кирпишникову, чтоб он пришел в канцелярию и сказал войску, что последовало по челобитью их; но как посланные только пришли ко двору ево и стали стучатца у дверей, то выскоча, Кирпишников поднял превеликой крик, на которой збежалось множество казаков и зачали посланных бить, о чем тотчас было сказано генерал-майору, и он послал случившихся у нево в то время двоих старшин, чтоб они уговорили и растолковали, что так им своевольничать и посланных бить не должно; однако, лишь только они пришли, что и старшин стали бить, и насилу могли, отмахиваясь саблями, отойтить от них и то потому, что несколько случилось при том казаков послушных, которые по приказу старшин трех зачинщиков драки захватили под караул и атаман высек их подле войсковой канцелярии, в страх другим, плетьми. А сотник Кирпишников пошел на двор к казаку Толкачеву, куда собралось к нему непослушных казаков вооруженных до тысячи, и расставили со всех сторон человек по пятидесяти пикеты. И кто по улице ни шли из послушных, всех брали и били смертельно, и сажали под караул; что видя, генерал-майор положил было собрать тотчас всю регулярную команду и послушных казаков сколько есть и, оставя половину для прикрытия пушек, другую послать толпы их разогнать; но как атаман с старшинами представлял, что они по большей части сидят с заряженными ружьями по дворам, а улицы тесные, и так, впусти они команду в улицу, могут всех из окон перестрелять. Почему и разсудили, не употребляя оружия, послать к ним афицера и старшину Логинова уговаривать, чтоб разошлись; только успеху в том не было, а прислали они ко мне двух человек сказать, чтоб по силе указу исполнял я в самой скорости, а генерал бы с командою ехал из городка вон — «Нам-де не согласились»; а как зачали подходить ближе, то послан был к ним от генерал-майора капитан с старшиною Колпаковым и атаман Сакмарской станицы уговаривать, чтоб они разошлись и ближе не подходили, а ежели придут ближе, велено будет по них стрелять из пушек, то выскочил сотник Краденов и закричал на зачинающего: «бог»; и все пошли. А как со всех сторон мы были с командою окружены, и заведено у них по огородам конницы человек до пятисот, велел генерал-майор выпалить из одной пушки, и они бросились со всех сторон, оставя улицы, на крыши, и переходя по оным, в самое короткое время с крыш и со дворов, будучи прикрыты строением, пушкарей из ружей, сколько ни было, почти всех перестреляли, и одну пушку развиши, поставленных для прикрытия оной солдат поворотили, и зачали стрелять по команде. В то время находился я от главного фрунта, при котором генерал-майор, саженях в десяти, у других пушек, и как оные по притчине, что пушкари были перестреляны, оставались уже без действия, хотел итти ко фрунту, однако, между тем, ни команды, ни генерал-майора тут не было, а сведал я после, что он ретировался в один каменной дом и хотел в нем отсиживатца; в то время набежали на меня казаков человек с сорок вооруженных, и один из них замахнулся разрубить мне саблей голову, но я уклонился, поставил ему правую свою руку, которую он и разрубил, а потом и голову в трех местах разрубили, и в спину ранили копьем, отчего я упал замертво; видно ж что и больше они меня рубили и кололи, потому что платье во многих местах порублено и проколото. После тово били меня смертельно дубьем и всяким дреколием, что у ково в руках было, и действительно б убили досмерти, естли б не прибежал из тех же непослушных, как после я о том сведал, казак Григорей Кабаев и закричал: «Что вы делаете? Вить вы убьете ево до-смерти», — и лег на меня, а другой, не знаю кто, из них же, закрыл мне голову и не дал рубить, выговаривая: он-де будет еще нам надобен. После того стали меня поднимать, и как я встать был уже не в силах, что ухватили за волосы и таскавши на месте, потащили к войсковой канцелярии сажен с семьдесят, и брося в холодную тюрьму, двери закрыли, где я лежал часа четыре без памяти. Наконец, почувствовал, что озяб и пришел несколько в память; в то время слышал, что неоднократно приходили к тюрьме той, где я лежал, и кричали: «Конешно, он жив, надобно ево приколоть», — и в двери ломились, но дверь была заперта; и как видно, что они ключа не нашли. А к вечеру, после тово часов чрез восемь, пришел казак из тех же непослушных, Савелей Фомичихин, отпер дверь, и подошед ко мне, спрашивал у меня без всякой суровости жив ли я, на что ему отвечал я, что жив, и он поднял меня и повел на мою квартиру. А как лишь только вышли из тюрьмы, бросились было еще меня бить, но он на них закричал и они оставили. По приводе ж на квартиру, сыскали подлекаря, которой, по щастью моему, остался не убит и перевезал мне раны; после тово вскоре, как я лежал в постеле без всякого движения, пришли ко мне сотников и казаков человек з двадцать и сказывали, что генерал-майор фон Траубенберх, атаман Танбовцов, старшина Митрясов и депутаты, выбранные к сочинению уложения, Колпаков и Танбовцов убиты, а протчих войско посадило под караул, как требовали резолюции, прикажу ль я выбрать им старшин себе? И я на том им отвечал, чтоб они делали, что хотят, потому что повелевать я не в силах, и они с превеликою суровостию закричали на меня: «Нет, ты теперь остался командир, так мы без тебя выбрать не можем». И я принужден был сказать во удовольствие, что без начальников им быть неможно. Притом советовал им, чтоб безпорядок и смятение свое они оставили, предоставляя в резон, что, естли они будут еще продолжать свою наглость, то уже не могут оправдатца тем, как говорят, что все же произшествие последовало нечаянно от тово, что стали по них стрелять. Однако и затем ходили они по дворам и грабили, в том числе и квартеру генерал-майора Траубенберха разграбили, и весь ево экипаж побрали, и казаков послушных били смертельно, и брали под караул, да и ко мне приставили на караул десять человек; в комиссии сундуки все перекололи и дела разбросали, команду регулярную всю, отобравши ружья и тесаки, посадили под караул. А на вечер в тот же день, пришедши ко мне, требовали, чтоб я к команде, которая шла в городок для подкрепления, написал ордер, чтоб не ходила; но как я в то время никакова почти движения не имел и противоречить им, ожидая поминутно себе от них смерти, не мог, а притом знал, что и командир регулярной команды, как он повеление итти имел не от меня, послушать был не должен, принужден был сказать, чтоб писали они, что хотят, и они сказывали, что писать в ордере бывшему при мне писарю, которой я подписал.
На другой день слышал я, что вывели они старшину Суетина в круг и смертельно ево били, кололи, рубили и бросили в тюрьму, а как он через несколько времени опомнился и попросил огня, то и досмерти ево убили. После тово через три дни принесли ко мне челобитную, которую намерены послать к В.и.в. с тем, чтобы я засвидетельствовал, и я, зная, как и выше объяснено, наверное, что и малое в том противоречие стоить будет мне жизни, принужден был подписать.
После того дней через пять пришли ко мне сотники Портнягин и Перфилев с товарищи и требовали у меня имяннова В.и.в. об отмене [посыла] в легион команды указу; а как я сказал им, что у меня ево нет, а дан тот указ Воен. колл., то они подняли превеликой крик; велели мне сундук, где письма лежали, отпереть и все, какие у меня были выбравши, прочли, и, взяв к себе, имянные указы держали двое суток, а потом принесли, и велели со всех списать себе копии и подписать писарю моему, что он и должен был исполнить; да и после тово во всю мою у них бытность в городке, почти всякой день збирали они два или три раза круги, и во всякое собрание происходили между ими разные круги, и во всякое собрание происходили между ими разные непорятки и своевольства: старшин, выбранных самим ими, недели чрез две с рундука, где обыкновенно старшины во время круга становятца, сталкивали в круг, и после через самое малое время, хотя и отрицались они принять уже на себя старшинское достоинство, силою ставили их по-прежнему на их места, требовали от них себе выдачи жалованья, но как им выдать больше тово, сколько прежде и атаман выдавал, было неможно и читаны были хотя неоднократно о том указы уже и от тех самых старшин, которых они, побивши прежних, выбрали, они и им не верели, и кричали: «Из чевож-де мы и кровь проливали, когда так вы судите». Во время ж сего смятения в Яицком городке и купцы приезжие для промыслу претерпели немалые обиды: никово без докладу войска не отпущали, а круг, когда доложат, иной кричит: «отпустить», другой — «не надобно», и оставалось всегда в нерешимости; и ежели случится за вину ково наказать, иной кричит: «бей, ево больнее», другой — «довольно», и старшин, выбранных ими, совсем не слушались; которая партия сильнее, та что хотела, то и делала. Одним словом, такой беспорядок происходил, которого ни описать, ни пересказать всего невозможно. Впротчем, во всю мою там бытность находился я, по совершении последнего их надо мною злодейства, в крайней опасности, и ожидал повседневно лишения жизни, потому что сколько от оренбургского губернатора об отпуске моем к ним ни писано было, отпустить не соглашались и неоднократно имели намерение убить меня и со всею оставшею командою досмерти. Да и когда получен мною В.и.в. указ, чтоб быть мне ко двору, в последнюю ночь, по получении уже указу, приезжали раза четыре к моей квартире на санях человек по двадцати и больше и хотели убить до смерти. Однако, казаки, которые стояли у меня на часах, выходили и уговаривали, чтоб тово не делали. При самом же моем отъезде принесли они еще две челобитныя в такой же силе, какова послана от них к В.и.в., и требовали, чтоб засвидетельствовал; и я, зная по неустройству их, чтоб и самое малое их желаний неисполнение может произвести важные и опасные мне и всей команде следствии, принужден был подписать, и отправился в путь свой, почитая, что в день тот, чрез высокомонаршую В.и.в., ко мне, верноподданейше[му] рабу, мило получил я себе вновь жизнь, которую совсем прежде иметь было отчаял. А как выше донесено, что во время смятения бунтующия казаки сундуки с делами перекололи и дела разбросали, а збирать публично мне их никак было неможно, то дабы все произшедшие от войска наглости не могли после приписывать они безпорядошному производству дел, принужден я был все старания употребить о сохранении оных, и большую часть нужных, производимых в комиссии дел писари под епанчами тайно ко мне перенесли, которые и привезены мною сюда и куда повелено будет оные отдать, имею ожидать В.и.в. высочайшего повеления.
Что ж принадлежит до притчин, какие довели войско яицкое до такова законопреступного поступка, наглости и своеволия, рассматривал в бытность мою в Яицком городке все обстоятельства подробно; я иных не нахожу, как первая и главнейшая, что бывшей у них атаман Танбовцов выбран был человек такой, которой ко исполнению должности хотя усердной и доброй, однако слабой и управлять такими продерскими и своевольными людьми способности не имел; к тому ж сотники, почти все, сколько их ни есть, кроме небольшого числа, выбраны были совершенные плуты, не имеющия у себя ни порядочных домов, ни промыслов, и все раздоры и неустройства в войске заведены единственно от них; они внушали войску безпрестанно под разными видами неудовольствие на атамана и старшин и изыскивали притчины умышленно, чтобы ездить им было только зачем с челобитными в Петербург, потому что при каждой посылке челобитчиков сбирали от войска деньги и немалые суммы, как и по следствию оказалось, что посланные в Петербург просить об отмене команды в легион издержали на содержание свое в Петербурге около пяти тысяч рублей и сверх того збор им еще на дорогу. Следственно, для такой бездельной своей корысти не только старались они завести в сотнях своих спокойно, но всяким образом развращали простых людей, разтверживая им, будто не дельные были на службу от Воен. колл. наряды, и как возможно старались довести до тово, чтоб грамотам Воен. колл. было войско непослушно, и обнадеживали, что всякой раз могут они изходатайствовать против посылаемых указов отмену и из Петербурга писали к ним подкрепляя, что по просьбам их идет все с желаемым успехом; почему во всю мою там бытность, как только они получат от находящихся в Петербурге сотников письма, всегда следует новое замешательство, раздор между собою, грубость против начальников и непослушание; и сколько старания прилагаемо ни было командировать во исполнение В.и.в. высочайшего имянного указу команду в Кизляр, до возвращения посланных с челобитною из Петербурга совсем командировать отреклись; а как приехал сотник Кирпишников с товарищи, то на третей же день их приезда, как выше донесено, и последнее смятение, наглость и убийство они зделали.
Впротчем, как войско то яицкое пожаловано издревле прославленными и плодоносными землями и имеет к домостроительству, скотоводству все нужное и со излишеством, сверх того изобилует рыбными и звериными промыслами, соль, вино и пиво продают по своей воле, получая от того себе немалую прибыль, и которые ведут себя хотя малопорядочно, ко обогащению все способы имеют и действительно тем пользуютца, то осмеливаюсь В.и.в. по самой справедливости всеподданнейше представить, ежели только небольшое число праздных, нерадивых и продерских людей сотников, которые в войске покой и тишину возмущали, будут отлучены и дадутца им начальники люди порядошные, не по их обыкновенным на безпутствие и своеволие небольшого числа людей основанным выборам, а по усмотрению способности их от правительства, также и переменятца будут не по мирскому их приговору, а по рассмотрению, то останетца оное войско в рассуждении им пожалованных выгод навсегда и наилутчем и способном к службе состоянии.
В.и.в. всеподданнейший раб Сергей Дурново.
ЦГВИА, ф. ВУА, 1772 г., д.143, лл. 15-19 u об.
Комментарии
Ряд документов 1771-1772 годов о событиях, предшествующих началу крестьянской войны под предводительством Е.И. Пугачева — Комментариев нет
HTML tags allowed in your comment: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>